Ричард Штерн - Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!]
Он понимал с трудом сдерживаемую ярость Гиддингса, потому что ее зародыши чувствовал в себе, и по той же причине: работа для него была чем-то святым.
Да, многие сегодняшние люди, даже большинство, смотрят на вещи иначе, например Зиб, но какое ему дело, что думают другие.
Для тех, кто проектирует и строит сооружения, которым предстоит долгая жизнь — дома, мосты, акведуки, плотины, атомные электростанции, огромные стадионы — для тех главное — удовлетворение от своей работы, а в ней не должно быть никаких ошибок, допущенных по небрежности или, что еще хуже, умышленно. Она должна быть настолько совершенна, насколько это доступно делу рук человеческих, иначе то, что должно было стать предметом гордости, превратиться в пятно позора.
Когда Нат подумал об этом, он впервые позволил себе не сдержать свой гнев.
— Какой-то мерзавец, — медленно и тихо сказал он, обращаясь к силовому кабелю и массивным трансформаторам, — все здесь напортачил, и серьезно это все или нет, нужно выяснить. И мы выясним. А потом найдем его и повесим за задницу.
Разговаривать с неживыми предметами, разумеется, глупость. Разговаривать с деревьями, птицами, шустрыми ящерицами или орлами, парящими в вышине, тоже глупо, но Нат это проделывал всю свою жизнь.
«Так что я просто глупец», — подумал он, возвращаясь к лестнице; почему-то после этого открытия ему сразу полегчало. Поднялся лифтом на следующий технический этаж.
Не нашел ничего, но ничего и не ожидал. Его визит во все машинные отделения были только машинальной привычкой, как у владельца виллы перед сном обходить свой дворик. Последний этаж был пуст и там все сверкало; в воздухе висел слабый запах свежей отделки: кафеля, росписи на стенах, лака на дверях, — как в новом автомобиле, только что из магазина, всегда пахнет новым автомобилем.
Когда он поднимался все выше, переходя из лифта в лифт, все шире расстилалась перед ним панорама огромного города, так, что со сто двадцать третьего этажа он мог свысока взглянуть даже на плоские макушки башен-близнецов соседнего «Всемирного торгового центра».
Поднялся еще выше и наконец оказался на самом верхнем этаже, прямо перед радиотелевизионной мачтой. Двери лифта закрылись, и Нат тут же услышал, как кабина уходит вниз. Крайне удивленный, Нат взглянул на светящую стрелку «вниз». Кто мог его вызвать? — снова подумал он, но не нашел ответа.
Недоуменно смотрел на световой индикатор, прислушивался к гулу тросов и пытался угадать, на сколько этажей опустился лифт. На десять? На пятнадцать? Угадать так и не смог.
Когда кабель загудел снова, Нат опять прислушался. На этот раз ждать пришлось недолго. Лифт спустился до самого вестибюля. К чему бы это? «Выбрось это из головы», — посоветовал он сам себе и отвернулся от лифтов.
Ничто не загораживало вид с самого верхнего этажа. Перед Натом раскинулась гавань, Нарроус Бридж, а за ней сверкающий океан. Нат вспомнил снова Бена Колдуэлла: первое, что видно в Америке с приходящего судна, — это сверкающая телевышка прямо над ним. Теперь он понимал того капитана, который вспомнил древний Фарос, который тысячу лет указывал судам дорогу к устью Нила.
К северу простирался город со своей прямоугольной сеткой улиц, и небоскребы в центре города казались с этой высоты кубиками на каком-то макете. Просто нереальный вид, хотя он уже давно был Нату знаком.
Когда снова раздалось слабое гудение лифта, он отвернулся от окна. На этот раз над дверьми светилось зеленое табло. Он смотрел, ждал и удивлялся, почему вдруг ощущает такое напряжение.
Гудение тросов стихло. Зеленый свет погас. Двери открылись и вышел Гиддингс. Двери за ним тихо закрылись, но свет не погас.
— Я гадал, найду ли вас здесь? — заметил Гиддингс.
— А почему бы и нет.
Гиддингс пожал плечами, огляделся вокруг. В большом зале столы вдоль одной из стен уже были накрыты скатертями. Подносы с бутербродами, бутылками, бокалами, тарелками с орешками и хрустящим картофелем, со всеми причиндалами настоящей коктейль-парти не заставят себя ждать, а с ними кельнеры, бармены, девушки, которые будут высыпать пепельницы и убирать грязную посуду, пока гости торжества будут говорить, говорить и говорить.
Гиддингс снова взглянул на Ната:
— Вы что-нибудь ищете?
— А вы?
— Послушай, парень… — начал Гиддингс.
Нат покачал головой:
— Так не пойдет. Если хотите спросить, спрашивайте. Если хотите сказать, говорите. Я тут как раз выяснил, что после прошедших пяти лет я вас не слишком люблю, Вилли. Да и никогда не любил.
— А теперь, когда я ткнул вам под нос подписанные вами извещения, вы поняли, почему это так, я прав?
— Вы это так воспринимаете?
— А как же иначе?
— Тогда пошли вы… — ответил Нат.
На лице Гиддингса появилось задумчивое выражение.
— Для архитектора вы выражаетесь не слишком изысканно, — заметил он. Голос его звучал мирно.
«Мгновение схватки уже миновало. Но оно еще вернется, — сказал себе Нат, — это неизбежно».
— Я не всегда был архитектором, — сказал он и подумал: «Еще я был объездчиком лошадей, парашютистом, боролся с лесными пожарами, был студентом». — Потом спросил: — Вы поднялись прямо из вестибюля?
Гиддингс не спешил с ответом.
— А что?
— Вы уже были наверху?
— Я спросил, в чем дело?
— В том, что здесь кто-то был.
Все время это вертелось у него в голове, и он решил заговорить, чтобы хоть что-то выяснить.
— Я слышал, как ходит лифт, — сказал Нат. И потом добавил: — Вся площадь оцеплена полицией. Вас останавливали?
Гиддингс нахмурился.
— Останавливали.
— Меня тоже. — Это было не совсем так, но он ведь разговаривал с ними.
— И вы спрашиваете, кто еще сейчас в здании, — сказал Гиддингс, — и зачем?
— Именно так.
— Возможно, — медленно начал Гиддингс, — вы это выдумали, и здесь никого нет…
Гиддингс запнулся, обернулся, и они оба уставились на красное табло, которое загорелось над дверью лифта; оба услышали звук движущейся кабины и одновременно взглянули друг на друга.
— Я ничего не придумал, — сказал Нат.
— Теперь я вам верю.
— Запомните это на будущее.
Всю дорогу вниз, в вестибюль, и наружу, на площадь, где Нат выяснил, что там все еще стоят полицейский-негр и его громадный ирландский коллега, Гиддингс молчал, присматривался и прислушивался.
Нат спросил:
— Пока вы здесь стоите, проходил кто-нибудь внутрь, кроме нас?
Барнс, тот чернокожий полицейский, ответил:
— А почему вы спрашиваете, мистер Вильсон?
Шеннон, ирландец, сказал:
— Это большое здание. У него много входов. — Он пожал плечами. — Мало ли, уборщицы или еще кто.
Нат снова спросил:
— Кто-нибудь входил внутрь?
— Один человек, — ответил Барнс. — Электрик. Сказал, что его вызвали из-за какой-то неисправности.
— Кто вызвал? — спросил Гиддингс.
— Это мне тоже пришло в голову, — ответил Барнс и замялся: — Но поздновато. — Он помолчал. — Это очень важно, мистер Вильсон?
— Не знаю.
Он не лгал. Снова вспомнил те наряды на изменения, которые лежали в его кармане, и понял, что так нервничает из-за них. Но между ними и тем, кто вошел в Башню, не могло быть никакой связи, потому что изменения касались только распределительной сети, а все эти работы были уже закончены или почти закончены.
— Этот человек ездит в лифтах то вверх, то вниз, — сказал он.
Физиономия Шеннона расплылась в безбрежной улыбке.
— Ну и что здесь плохого? Если кому приспичило покататься в лифте, вас от этого не убудет, — сказал он примирительно с сильным ирландским акцентом.
Гиддингс спросил:
— А электрик, что он нес? Было у него что-нибудь?
Барнс ответил:
— Сумку с инструментом.
Шеннон его поправил:
— Откуда, Френк, все было не так. Он нес такую чудную, блестящую атомную бомбочку. — Он развел руками, чтобы показать ее размер. — С одной стороны она зеленая, с другой — красная, и искры из нее летели — любо-дорого смотреть.
— Перестань, Майк, — одернул его Барнс. Потом сказал Нату: — У него была обыкновенная сумка с инструментом. А на голове — каска.
— Он уже вышел?
— Если и да, то не здесь, — ответил Барнс и засомневался: — Но ведь все остальные входы закрыты, правда, мистер Вильсон?
— По крайней мере, должны быть закрыты, — сказал Гиддингс и посмотрел на Ната: — Нам бы стоило проверить.
Все входы в огромное здание оказались закрыты.
Нат спросил:
— Неужели нигде нет ни одного сторожа? Ни одного охранника?
— В обычный день, — сказал Гиддингс, — тут кишмя кишит от рабочих. Вы это прекрасно знаете. И никто, кому здесь нечего делать…
— Ну, не знаю, ответил Нат. Об этом он уже подумал. — Раньше мне это не приходило в голову, но на такой гигантской стройке, где ошивается столько людей… — он покачал головой. На несколько секунд замолчал и уставился на арочное перекрытие вестибюля. — Да, об этом я никогда еще не думал, — наконец сказал он и снова посмотрел на Гиддингса: — Понимаете?
